Девушка, любившая войну – окончание

Итак, разоблаченная и лишенная оружия Надежда Дурова приезжает в Петербург для встречи с Александром I. Теперь все будет зависеть от решения самодержца: смилуется – и она продолжит службу, оставшись хозяйкой своей судьбы. Разгневается – и ей предстоит возвращение под постылый родительский кров и ненавистная своей зависимостью от окружающих женская доля.

Желающие представить себе, как происходила встреча Надежды Дуровой с царем, могут вспомнить соответствующий эпизод из фильма «Гусарская баллада» с той только разницей, что вместо Кутузова судьбу кавалерист-девицы решал сам император. Александр не стал ходить вокруг да около и приглядываться, не круглится ли мундир на груди у юного воина, а напрямик спросил: «Я слышал, что вы не мужчина, правда ли это?» Услышав утвердительный ответ, он пообещал Надежде наградить ее за примерную службу, но велел немедленно покинуть ряды армии. Однако женщина упала перед ним на колени со словами: «Не отнимайте у меня жизни, государь!» Что тут поделаешь? В характере Александра было сильно рыцарское начало: он не только позволил бравой девице продолжить службу, но и дал ей офицерский чин и новые имя и фамилию, под которыми ей теперь предстояло служить – Александр Александров (в честь себя). А заодно и медаль (знаменитый Георгиевский крест) за спасение раненого офицера несколькими годами ранее.

После встречи с царем Надежда была назначена командовать полуэскадроном; ее биография приобретала все более и более фантастические очертания.

Вскоре Надежда Дурова уже не на птичьих правах, а по долгу службы примет участие в Отечественной войне 1812 года. Она будет ее участницей от первого до последнего часа: во время долгого отступления, кровопролитной битвы за Смоленск, Бородинского боя, а затем наступления, изгнания Наполеона и преследования его в Европе. Чрезвычайно любопытны ее записки, посвященные этому периоду: в них Надежда не сетует на отступление, не мечтает о решающей схватке с противником, как мечтала в то время едва ли не вся армия, а сразу улавливает суть происходящего: «Скорыми маршами идем мы в глубь России и несем на плечах своих неприятеля, который от чистого сердца верит, что мы бежим от него».

Удивительно и ее описание Бородинской битвы. Этому потрясающему по масштабу и значению эпизоду русской истории уделена буквально пара строк. И о чем же они? О том, как мерзли у Надежды руки в тот холодный день и как трудно ей было браться за саблю оцепеневшими пальцами. Ни сцен сражения, ни чувств, наверняка ее обуревавших… Даже о тяжелом ранении в ногу, полученном во время битвы она упоминает лишь вскользь. Как будто весь ужас и все великолепие того боя были слишком велики, чтобы их передать. Как и все прочие баталии в жизни этой женщины-воина, Бородино осталось за кадром.

И, похоже, практически полное отсутствие в записках Дуровой военных сцен (при том, что быт, окружающие ее люди и их взаимоотношения описаны подробнейшим образом) и кроется разгадка этой неординарной личности. Следуя по жизни мужским путем, Надежда в душе осталась женщиной. Женщиной, чье женское начало ей так и не удалось реализовать. И можно предположить, что если бы ее мать с любовью и пониманием относилась к дочери, то Дуровой не пришлось бы выбирать столь маргинальный жизненный сценарий. Со своей любовью к активному образу жизни и свободе она стала бы отличной женой одному из офицеров в полку ее отца. Недаром Надежда с таким восхищением пишет о полковых дамах: «Это прекраснейшие существа в мире! Всегда добры, всегда обязательны, живы, смелы, веселы, любят ездить верхом, гулять, смеяться, танцевать! Нет причуд, нет капризов. О, женщины полковые совсем не то, что женщины всех других состояний!» А ведь и Дурова могла бы быть такой же, оставаясь при этом Надеждой и не имея нужды превращаться в корнета Александрова… Остается лишь задуматься над тем, каким злым гением может стать мать в жизни собственной дочери.

О том, каким чисто женским бывало иной раз поведение Надежды, свидетельствует следующий эпизод. Вскоре после Бородинской битвы ее коня по ошибке присоединили к лошадям другого полка, и Дуровой пришлось передвигаться на первой попавшейся, неказистой и оседланной некрасивым седлом лошаденке. Глубоко удрученная этим фактом, она оставляет своих солдат в той местности, которую с минуты на минуту должны занять французы, и отправляется на поиски своего скакуна. Когда же находит его, то не может найти солдат. Узнав об этом, ее командир Штакельберг в бешенстве грозит расстрелять ее, а Дурова, вместо того, чтобы признать свою вину, страшно обижается (напомним, что все это происходит на фоне пожара Москвы, в критические для кампании 1812 года минуты). Не сходя с лошади, она пишет сослуживцу записку: «Уведомьте полковника Штакельберга, что, не имея охоты быть расстрелянным, я уезжаю к главнокомандующему, при котором постараюсь остаться в качестве его ординарца». И тут же уезжает, блестяще продемонстрировав свое отношение к военной дисциплине и субординации.

Какое-то время она действительно служит ординарцем у Кутузова, который, узнав обо всей этой истории, отнесся к Дуровой не менее рыцарственно, чем в свое время царь: посмеялся над ее опасением быть расстрелянной (солдаты к тому времени благополучно вернулись в полк), разрешил остаться и подлечить раненую ногу. А затем отослал на время в тыл от греха подальше. Очевидно, что он воспринимал Дурову как женщину, а не как офицера, иначе ее поведение не осталось бы безнаказанным.

Сама же Дурова, напротив, делает все, чтобы забыть, какого она на самом деле пола. Она усердно служит, так и не обзаводится семьей, а по выходе в отставку ходит в мужской одежде и требует, чтобы к ней продолжали обращаться, как к мужчине. Примечательный эпизод: когда ее уже выросший к тому времени сын решил жениться и, прося ее благословения, назвал Дурову в письме «маменькой», она в гневе швырнула его послание в огонь. Лишь второе письмо, где к ней обратились как к «Александру Андреевичу» имело успех.

Похороны Дуровой стали кульминацией ее борьбы с собственным женским началом. Она завещала отпеть себя как «раба Божьего Александра», но, священник молился над ее телом об упокоении «рабы Божьей Надежды». Однако когда гроб опускали в землю, над могилой раздался ружейный залп – женщине воздавали воинские почести. Поистине невероятная судьба! Закономерно легшая в основу популярнейшего в нашем кинематографе фильма.

Создатели картины «Гусарская баллада» подарили девушке-воину Шуре Азаровой в награду за спасение Отечества счастливый брак. Надежда Дурова после выхода в отставку в 1816 году прожила последующие 50 лет в окружении кошек и собак. Была ли она счастлива? Бог весть.