Я гений пламенных речей.
Я господин свободных мыслей.
Я царь бессмысленных красот.
Я Бог исчезнувших высот.
Я светлой радости ручей.
Когда в толпу метну свой взор,
Толпа как птица замирает.
И вкруг меня, как вкруг столба,
Стоит безмолвная толпа.
И я толпу мету как сор.
"Что я люблю:
Люблю писать. Люблю наблюдать приятных мне людей. Люблю наблюдать красивых женщин. Люблю есть. Люблю курить трубку. Люблю петь. Люблю голым лежать в жаркий день на солнце возле воды, но чтобы вокруг меня было много приятных людей, в том числе много интересных женщин. Люблю маленьких гладкошерстных собак. Люблю хороший юмор. Люблю нелепое. Люблю часы, особенно толстые, карманные. Люблю записные книжки, чернила, бумагу и карандаши. Люблю гулять пешком в Петербурге, а именно: по Невскому, по Марсову полю, по Летнему саду, по Троицкому мосту. Люблю гулять в Екатерининском парке Царского Села. Люблю гулять возле моря, на Лахте, в Ольгино, в Сестрорецке и на Курорте. Люблю гулять один. Люблю находиться среди деликатных людей».
"Гуляла белая овца
блуждала белая овца
кричала в поле над рекой
звала ягнят и мелких птиц
махала белою рукой
передо мной лежала ниц
звала меня ступать в траву
а там в траве маша рукой
гуляла белая овца
блуждала белая овца."
"Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась.
Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась. Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая.
Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошёл на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль...."
............................................................
Летом 1941 года Хармсу оформляется вторая группа инвалидности, но вскоре 23 августа 1941 года - происходит второй арест: после начала войны сотрудники НКВД «чистили» город. Официальное обвинение вменяло писателю «пораженческие настроения». На единственной сохранившейся фотографии из судебного дела запечатлен истощенный человек с всклокоченными волосами, с выражением крайнего ужаса и отчаяния во взгляде. На основании проведенной судебно-психиатрической экспертизы Хармса, как психически больного, освобождают от уголовной ответственности и направляют на принудительное лечение в психиатрическое отделение больницы при пересылочной тюрьме, где он через несколько месяцев и умирает в состоянии полной дистрофии.
Из воспоминаний Марины Дурново (жена):
«Я положила кусочек чего-то, – может быть, хлеба, – что-то маленькое, мизерное, что я могла передать ему. Пакетик был крошечный.
Всем знакомым я сказала, что иду туда, чтобы все знали, потому что я могла и не дойти, у меня могло не хватить сил, а туда надо было идти пешком.
Я шла. Солнце светило. Сверкал снег. Красота сказочная.
А навстречу мне шли два мальчика. В шинельках, в каких ходили гимназисты при царе. И один поддерживал другого. Этот уже волочил ноги, и второй почти тащил его. И тот, который тащил, умолял: «Помогите! Помогите! Помогите! Помогите!»
Я сжимала этот крошечный пакетик и, конечно, не могла отдать его.
Один из мальчиков начинал уже падать. Я с ужасом увидела, как он умирает. И второй тоже начинал клониться.
Всё вокруг блистало. Красота была нечеловеческая – и вот эти мальчики…
Я шла уже несколько часов. Очень устала. Наконец поднялась на берег и добралась до тюрьмы. Там, где в окошко принимают передачи, кажется, никого не было или было совсем мало народу. Я постучала в окошко, оно открылось. Я назвала фамилию – Ювачёв-Хармс – и подала свой пакетик с едой.
Прошло минуты две или минут пять. Окошко снова открылось, и тот же мужчина со словами:
– Скончался второго февраля, – выбросил мой пакетик в окошко.
И я пошла обратно. Совершенно без чувств. Внутри была пустота. У меня мелькнуло: «Лучше бы я отдала это мальчикам». Но всё равно спасти их было уже нельзя».
............................................................
Даня, наверное, жил в предчувствии, что за ним могут придти. Ждал ареста. У меня, должна сознаться, этого предчувствия не было.
Я видела фотографию в каком-то журнале. Последнюю Данину фотографию, из его следственного дела. Страшная, страшная… Даже нельзя себе представить, что это – Даня. Он не похож на себя, совершенно как сумасшедший. Я несколько ночей потом не спала.
На это невозможно смотреть. Зачем ее напечатали, распространили? Жестокий народ.
Ужасно, что он пережил за те месяцы, что был в тюрьме. Он там пробыл до смерти почти полгода.
Господи, так мучить людей! Это же надо быть канальей, чтобы творить такие вещи!
Я все думаю: зачем, зачем мучили? За что?! Кому он мешал? Писал детские книжки…
Я поражена, сколько рукописей Дани сохранилось. И то, что сохранилось столько, - это что-то из области чудотворного.
Господи помилуй! Когда я вспомню все, что пережила и всю эту жизнь в России, - о, Господи, Твоя воля! Прости меня, пожалуйста.
Ни за какие деньги, ни за что – что бы мне ни дали, любые кольца, бриллианты – никогда в жизни я не увижу больше Россию!"
На замечание: «Вы написали с ошибкой», - ответствуй: Так всегда выглядит в моем написании».
13.10.2012 12:10:27, Христина ;)