Дерево жизни

Лет двадцать назад это было. Я вернулась из отпуска, проведенного в далёкой стране с пряным, бархатистым, волшебным названием Бахрейн.
Впрочем, для меня Бахрейн стал тогда не другой (еще одной) страной, а другим миром, другим космосом. Жара, раскалено-белым цветом впивающаяся в каждую клетку тела днём. Ночь, мгновенно сменяющая день, дарящая относительную прохладу. Мужчины в белых галябиях, женщины в черных абайях, золотые ряды на арабском рынке, тёплая, неспособная дать свежесть голубая вода Залива, величественные стены португальских крепостей, чуднЫе памятники неодушевленным предметам. И пустыня, которая тут, на затерянных в Персидском заливе островах, казалась нестрашной и побежденной человеком. Символом этой победы был зелёный цвет – цвет газонов, цветущих кустов, финиковых пальм. Для того, чтобы вырос даже самый маленький росточек, требовалось искусственное орошение, но благодаря «нефтяным деньгам» люди превратили Бахрейн в цветущую страну.
Но бахрейнцы не считали это чудом. Чудо – это «дерево жизни», куда обязательно привозят каждого гостя. Пустыня, жара, и раскидистое древнее (четыреста лет!) высокое (почти десять метров) дерево, которое растет тут вопреки всем законам природы. Учёные спорят – чем живет? Где берёт воду? Ответа нет до сих пор, потому и чудо!
Я попыталась найти более подробную информацию о дереве, но даже его порода указана не везде – «мескитовое дерево». И опять – загадка! Если верить энциклопедиям, мескитовые деревья родом из Южной Америки. Как оно попало в Персидский залив четыреста лет назад?
…Я вернулась из далёкого Бахрейна в сентябрьскую Москву начала девяностых. Египет, Эмираты, Гоа и Мальдивы еще были для всех «терра инкогнито». Друзья-сослуживцы слушали мои рассказы, как дети слушают сказки. Как живут? Что едят? Как отдыхают? Я охотно делилась впечатлениями, поглядывая в окно.
За окном – изученный до деталей пейзаж. Стиснутый домами дворик, пыльный асфальт, автомобили, лоскут застиранного неба. Но постепенно возникло и всё более крепло ощущение чего-то необычного, удивительного, радостного. Я не сразу поняла, что же так удивило и восхитило мой «замыленный» знакомым видом из окна взгляд. Дерево! Самое обычное дерево, тополь, нелюбимый москвичами родитель надоедливого пуха и аллергических реакций. Тополь – огромный, раскидистый, оглушительно зеленый.
Надо было провести месяц на Бахрейне, где десятиметровые финиковые пальмы были гигантами растительного мира, чтобы восхититься обыкновенным пятидесятиметровым тополем, чтобы этот банальный зелёный красавец показался вдруг таким же чудом, как зацепившееся за песок пустыни загадочное дерево жизни.