*******
Дух Охранитель П-ского Краевого Драматического Театра дремал. Он тихо дрейфовал на высоте двенадцати метров над широкой светлой площадью перед таким же светлым театром. На площади потенциальные зрители, опасливо перемещаясь сквозь бьющие из бетона ввысь холодные струи воды, смеялись и поедали всякий горячий попкорн с хот-догами. Они веселились, потому что было тепло и было солнце, они катались на досках, коньках и качающих головами пони, они потребляли то, что положено потреблять члену потребительского общества, дабы жизнь была полна и осмысленна приятностью проживания.
Дух дремал и видел сны. Он видел древний лес и косматых людей, охотившихся друг на друга. Вот они жарят мясо, вот пляшут у костров, размахивая белыми костями и черепами. Вот они поют. Грубо, плохо выговаривая первые слова, но поют! И пляшут! И даже некий особенно лохматый жрец с огненным взором пытается выстроить из движений пляшущих какую-то дичайшую мизансцену. Но в красоту рисунка этой первой упорядоченности плясок почему-то не вписываются человеческие кости и черепа. Нелепо как-то, почему-то. А лепо, когда бусы красные и голоса тонкие, и люди друг друга не едят, а только эксплуатируют.
И снились Духу великие спектакли, как бросилась Екатерина в грозу в Волгу, а люди после этого стали лучше, стали тоньше и культурнее. Еще кого-то жрать перестали и начали глядеться ещё пригляднее. И Война. Играют артисты, звучит - Вставай страна огромная на смертный бой с темной силой! - и поднимаются люди. Не сдаются в плен, не падают на колени, не идут в полицаи-власовцы, а бьются и побеждают.
Истинная цель искусства, как твердо помнил старый Дух Охранитель завет древнего, еще первого режиссера - возносить на пьедестал красоту и любовь, и запечатывать этим Бездну.
Вот только формы и методы работников культуры стали в последнее время, то есть в половине второго десятилетия двадцать первого века, настолько устремленными в будущее, настолько оригинальными и творчески новаторскими, что Дух послал в верха уже три запроса, с просьбой прислать ему на смену кого помоложе, ибо он в современном искусстве фишку не рубит и охранять это не хочет.
А пока наверху искали ему смену, Дух Охранитель, полный дембельского настроя и ощущения близкой свободы, парил расслаблено в окрестностях своего театра. Сначала он парил над площадью, а ближе к одиннадцати продрейфовал в театр и завис над сценой. Сегодня в одиннадцать режиссер будет разбирать с коллективом новую пьесу, и, хотя охранять это придется уже не ему, Духу все же было интересно, так как, уйдя в отставку, он планировал написать книгу о тенденциях и традиции.
На прославленной сцене главного П-ского Академического Краевого Театра уже собрались нужные для будущего спектакля люди, чтобы вдумчиво и креативно поработать во славу Мельпомены и современного искусства. Было их десять человек, расселись они вольно, кому как удобно, полукругом перед главным художественным начальником театра - Мильдонием Тифлис Вениаминовичем. Был режиссер Мильдоний черняв, сухощав, кудряв, сед, мудр, и оттого не в меру бородат. Оглядев соратников добрым и заглядывающим прямо в душу темным взором, Тифлис Вениаминович обратился к ним:
- Мы искали текст. И не просто текст, а супертекст. Можно даже сказать - интертекст. Искали, не находили, но вчера со мной случился приступ креативнутости. Вечером был удар в голову. Стало вдруг темно. И гул, словно бегемот плачет. И блаженство, как от сладкой палочки. Потом стало больно, я очнулся, а передо мной на столе лежал текст, написанный от руки. От моей руки! Вот он. Я его прочту. Это нечто. С этим можно никого не бояться, министров посылать ... Надо только найти, как это ставить – говоря, Мильдоний достал из нагрудного кармана сложенный лист бумаги, разгладил его на колене и строго оглядел сидящих перед ним людей. Народ тихо ждал. Дух тоже.
- Предупреждаю, текст сложный. Но вы вслушайтесь в эту музыку. Это то, что мы искали годы. Это - Оно! Читаю.
Мильдоний откашлял в кулак и торжественно, чуть декламируя, начал читать довольно-таки высоким голосом:
- Зыркали зыряне пестиком по пусям. Сися зыркал, Мися зыркала, а Фурло и Куява не зыркали. Фурло куячил Куяву, жа мордасы попискивали. А соросята шают - О - о! М-о-о! Воля де, воля!?
Сися шает – сатурн ван воля! Мордасы расконючте, и жарте, как дионисий по индианам!
Мися ляпузя Сисю, и шает по типусе - шиза и фриза де? Без шизы и фризы воля не по фрейду, а по хабермасу!
Фурло обсясил Куяву, и ну гоготать - о-о, курло мне, курло! О-о фуко и даридо! О-о смрть мне любо! Соросята не чибисите!
Соросята не чибисили, Куяву потягали и за кустяву утягали. Шают у Куявы - воля де?
- У Бодрийяра! – шает Куява и потягушечки посипушечки соросятам деяла.
О-о! – ляпучат соросята - Вот воля! Вот доля!
А Фурло брючит по миру, Куяву тралит - О Куява! О Муява! Соросята живы-пыры, не делай им ни потягушечки, ни посипушечки.
А Сися и Мися пестиком по пусям зырят. Пестик увядал.
Мися шает - куячить все?
Сися шает - Все. Пестик увядал, смрть притягал. О-ё!
Мися шает - О! Ё! Пестик увядал! Без пестика ни доли, ни воли!
Все шают - Смрть! Смрть! Смрть Ментяке Культуряке!
Мильдоний закончил читать, отложил текст и оглядел сотрудников. Те были несколько ошарашены, но и воодушевлены, и тут же разразились бурными аплодисментами, приветствуя открывающиеся перед ними интереснейшие творческие горизонты, с поездками по лучшим городам цивилизованного мира.
Дух впал в ступор.
- Ну, как вам текст? Что увидели? Говорите.
Читать далее:
