Гуманизм Семейного кодекса и органы опеки: законопроект «о детях раздора»

Активизировалась реклама законопроекта «о детях раздора», который прошёл первое чтение в феврале и к 14 марта должен был собрать поправки. Закон вносился три раза. Официальные заключения – и правительства, и профильного комитета указывали на существенные недостатки, но их так и не устранили к первому чтению.

1. В интересах взыскателя, а не ребёнка и не правосудия

Статья на сайте Госдумы говорит о содержании законопроекта противоречиво. То ли он «позволит возвращать детей, похищенных одним родителем, который лишён, ограничен в правах или представляет угрозу жизни и здоровью ребенка, у другого». То ли, речь идёт, как уверяет Оксана Пушкина, о передаче ребёнка «тому родителю, с которым ребенок должен быть по решению суда». Это две разные категории дел – лишение/ограничение родительских прав и споры о месте жительства ребёнка. В первом случае родитель опасен для ребёнка и поэтому суд постановил ребёнка отобрать и отдать другому родителю, во втором суд вынужден на каких-то колеблющихся весах взвешивать, с кем из нормальных, любящих ребёнка, но раздельно живущих родителей ребёнку лучше жить.

На самом деле, законопроект не различает эти ситуации. В отношении дел второй категории, о которых печётся Оксана Пушкина, его идея вызывает даже большее недоумение. В той же статье говорится: «Нужно дать возможность органам опеки брать «детей раздора» под крыло до приезда официального опекуна, считает парламентарий. Учитывая, что помещение в детский дом или приют для ребенка может быть травмирующим опытом, предлагаемый механизм может быть использован лишь в исключительных случаях, когда скрывающий ребенка родитель злостно уклоняется от исполнения вступивших в законную силу судебных решений».

Это неправда – в самом законопроекте вовсе не говорится ни о злостности, ни о каких-то «исключительных случаях». В Семейный кодекс вводится общее правило для пристава, обнаружившего предмет передачи, то есть ребёнка: передать его органам опеки и попечительства, то есть в итоге сначала в приют. Там, а не у родного человека, он должен будет ждать, пока за ним приедет взыскатель (другой родитель).

В чьих это интересах? Правосудия? Но взгляните на ситуацию глазами передаваемого ребёнка. Для него, особенно во втором случае, исполняется совсем не то, что решил суд. Суд имел в виду, что ребёнку лучше с папой, чем с мамой. Он никак не имел в виду, что лучше в приюте, чем с мамой, не предполагал для ребёнка такой травмы.

2. Отобрание для них перестало быть проблемой

Тема исполнения решения суда об отобрании ребёнка у одного полноправного родителя («должника») для другого полноправного родителя («взыскателя»), объективно трудна. Надо найти ребёнка, отобрать у должника, передать взыскателю. Инициаторы проекта сосредоточиваются исключительно на передаче, а проблемы отобрания для них не существует. Как и, к сожалению, для их официальных критиков, которые заметили много недостатков законопроекта, но не этот. То есть «невозможность немедленной передачи ребенка» трактуется ими всеми по-новому: это только когда некому передать отобранного. А сейчас под невозможностью понимается трудность другой стадии исполнения – отобрания, потому что сплошь и рядом бывает, что взыскатель на месте, но отобрать ребёнка без нанесения ему психической травмы невозможно.

Действующий Семейный кодекс (пункт 2 статьи 79) решает этот вопрос максимально гибко и предупредительно. В его первом абзаце установлено обязательное участие органа опеки и попечительства, взыскателя (без него нельзя начинать, поэтому проблемы отсутствия взыскателя нет!), а в необходимых случаях – полицейского, детского психолога, врача, педагога. Для чего – раскрывается во втором абзаце:

«При невозможности исполнения решения суда... без ущерба его интересам, ребенок может быть по определению суда временно помещён в организацию...».

То есть: 1) не помещается, а может быть помещён, и 2) судом, а не приставом или кем-либо ещё.

Конечно, вынесший исходное решение суд обязан был интересы ребёнка учесть, хотя, как уже выше сказано, это решение чаще всего непростое. И конечно, этот второй абзац несовершенен: можно сетовать на субъективность понимания «интересов»; явно не выписано, кто решает, что отобрание невозможно, и как это фиксируется. Но само упоминание «детского психолога, врача, педагога» не оставляет сомнений в том, для чего это написано: чтобы специалист мог остановить процесс отобрания. Потому что на практике бывает, что маленький ребёнок не согласен с решением суда. Он мечется, кричит, хватается за юбку матери, не хочет с матерью разлучаться. Последствия для его психики могут быть ужасны. Специалист это видит и признаёт «невозможность исполнения решения».

Что в таком случае делать? Оставить у матери, если она полноправный родитель? Передать органу опеки, если мать ограничена в правах? Действующий кодекс оставляет варианты, причём если ребёнок и передаётся органу опеки и попечительства, то только по определению нового суда... И бывает, что через некоторое время решение признаётся неисполнимым (долг безнадёжным). То есть приставы и психологи, фактически, отрабатывают судебную ошибку, сберегая психику ребёнка.

Этот гуманный смысл действующего закона – допущение приостановления процесса исполнения, страховка от судебной ошибки в тонком вопросе о том, с кем жить ребёнку, игнорируется инициаторами законопроекта. В пояснительной записке они говорят о «закреплении административной, а не судебной процедуры». То есть прямо заявляют, что намерены обойти норму о судебной процедуре.

И вносят в тот же пункт о порядке отобрания третий абзац, который освобождает пристава от сомнений: «Если при обнаружении ребенка... невозможна немедленная передача ребенка лицу, которому он по решению суда должен быть передан, судебный пристав-исполнитель... передает ребенка органам опеки и попечительства...». Риски, связанные с отобранием, для пристава уже роли не играют, речь идёт только о следующей стадии – передаче взыскателю, который не приехал, «задерживается».

То есть абзац 2, допускающий приостановление отобрания и новое судебное решение, формально не отменился, но он теперь не важен, а у пристава теперь появляется «свой» абзац, по которому он обязан не слушать специалиста, а отбирать ребёнка и передавать органу опеки и попечительства без суда.

Читать далее: