Психологи Ирина Медведева и Татьяна Шишова:
...Почему самые разные дети, взятые из самых разных уголков нашей страны и отданные самым разным приемным родителям, одинаково безродны? Как будто они не изъяты из кровной семьи, а неким загадочным способом «нарисовались» в детдоме… Кого из приемных родителей ни спросишь о родне ребенка, в ответ — нечто невразумительное: «Мы не знаем… нам не сказали… кажется, не алкоголики (или, наоборот, алкоголики)». Но никакой конкретики. А ведь у каждого такого социального сироты есть своя, пусть и короткая, но биография. Свои, нередко обширные, корни: родители, бабушки, дедушки, дяди, тети, братья, сестры. В чем же дело? Неужто приемных родителей не интересуют подробности происхождения ребенка, обстоятельства его жизни в младенчестве, в дошкольном возрасте? Не интересуют причины, по которым ребенок оказался в детдоме? Позволим себе усомниться в таком массовом безразличии, особенно сейчас, когда принято уделять повышенное внимание наследственности, особенностям развития и психологии раннего возраста. Нет, дело, конечно, в другом: в новых ювенальных подходах к сиротскому вопросу в России.
Постараемся пояснить, в чем новизна. Сироты, в том числе социальные (то есть при живых родителях), естественно, были и раньше. Но во второй половине XX века, до развала СССР, если родителей лишали прав, то детей старались отдать на воспитание родственникам. И только когда это не получалось, передавали в государственные учреждения. Кроме того, родительских прав лишали в самых крайних случаях, и отобрание ребенка из-за бедности, отсутствия ремонта, наличия в доме большого количества кошек, синяка или царапины на детской коленке никому даже в голову прийти не могло. Такое традиционное представление о сиротстве настолько укоренено в сознании наших граждан, что многие до сих пор не верят в «новые подходы» к этой проблеме. А вот в сознании чиновников, обученных по ювенальным методичкам, уже сформировалось иное понимание вопроса. С одной стороны, ювенальная система «заточена» именно против кровных родственников ребенка. Именно их всегда пытаются обвинить в мыслимых и немыслимых грехах, «спасая» от них детей. А раз они такие злодеи, то к чему подробности? Зачем детализировать их облик? О них надо забыть, «яко о небывших», и начать жизнь с чистого листа. В общем, сама логика ювенальной системы диктует отрыв ребенка от корней.
Но есть и еще один серьезный мотив сокрытия информации. Поскольку детей сейчас отнимают, руководствуясь необоснованно расширенными ювенальными критериями неблагополучия, такой отъем часто незаконен. Недаром, когда родителям удается поднять шум, детей соглашаются вернуть. Поэтому чиновникам выгодно наводить тень на плетень, выставляя родителей вконец опустившимися негодяями.
Вообще, мы полагаем, что пора потребовать серьезного расследования, в результате которого было бы установлено, в каких случаях изъятие детей из семьи было правомерным, а в каких — нет. Причем изучать надо не только по документам, в которых, как показывает опыт, нередко содержатся подлоги, клевета, но и на основании опроса свидетелей и самих потерпевших. Не сомневаемся, что картина ювенального беспредела впечатлит даже самого хладнокровного следователя…
...Теперь самое время вернуться к ребенку. К его чувствам, к его переживаниям. А говоря прямо — к его трагедии. Конспективно обозначим лишь некоторые наиболее очевидные моменты. Человек, лишенный родных, чувствует себя беззащитным. Причем это не обязательно означает, что его реально некому защитить или что родные непременно могут обеспечивать необходимый уровень защиты. Это более глубинное, иррациональное чувство, присущее всем людям, всему человеческому роду. Игнорировать его — значит усугублять страдания от одиночества, страхи, тоску, депрессию.
В более взрослом возрасте подобные страдания могут отойти на второй план, поскольку человек обретает опоры в дружбе, в деятельности, в любви. Многие сироты стремятся как можно раньше обзавестись семьей, чтобы создать свой род. Стать родо-начальниками. Но парадокс нашего времени заключается в том, что, изымая ребенка из семьи, делают вид, будто кровное родство ничего не значит. А когда тот же самый ребенок подрастет и решит обзавестись потомством, вопрос наследственности выйдет на первый план. И сейчас-то все эти генетические тесты и анализы уже никого не удивляют. А что будет дальше?
Евгеника на марше, уроки Нюренберга позабыты. Уже, не стесняясь, говорят о сиротах как о группе риска с точки зрения генетики. То тут, то там раздаются предложения стерилизовать «маргиналов», рекомендуют не заводить детей людям с отягощенной наследственностью.
И у сироты возникает новая почва для чувства собственной неполноценности, тревог и страхов. Он ничего не знает о своих родителях, но краем уха слышал, что они его бросили, что он им был не нужен. Какая уж тут хорошая наследственность!.. А раз так, то имеет ли он право на отцовство, а она — на материнство?
В западных странах, кстати, сироты, ставшие родителями, автоматически заносятся в базу неблагополучных, и у многих из них отнимают детей как раз потому, что у сирот «нет образа семьи» и «сомнительная генетика».
Подстерегает подросшего сироту и ловушка со стороны психологии. Особенно — модного нынче психоанализа, который придает очень большое значение ранним психическим травмам. А тут травма налицо, да еще какая! Утрата родителей! Когда ребенка изымали, это, правда, никого не волновало, но сейчас… Может ли психика такого человека быть полноценной?! Следовательно — может ли он стать полноценным родителем? Ну, разве только, если осуществлять раннюю профилактику, назначить ему социальное сопровождение, следить за каждым шагом и при малейших признаках неблагополучия незамедлительно изъять ребенка.
Все. Ловушка захлопнулась...
Читать интересные подробности:
https://regnum.ru/news/polit/2262188.html